В июне жители села Сугаш в Горном Алтае прогнали старателей, приехавших разрабатывать золотоносные месторождения. Сельчане перекрыли дорогу и вынудили золотодобытчиков развернуть технику. Свою позицию они объяснили просто: «Мы не хотим, чтобы было как в Чуйке». Чуйка — другое алтайское село, куда старателям удалось зайти: они загрязнили местную реку, сделав ее безжизненной, и превратили окрестности в лунный пейзаж. Здесь люди тоже откровенничают: говорят, что скоро из-за золотодобытчиков жить в селе станет совсем невозможно.
«За нас никто эту проблему не решит»
Сугаш — большое село в 320 км от Горно-Алтайска. Здесь живет около 500 человек. Огромные дворы, в которых, помимо дома, стоит иглу — треугольный домик, в середине которого традиционно горит очаг — на нем алтайцы готовят еду. В каждом дворе по машине, трактору и мотоциклу. Сугаш считается зажиточным селом.
Эльвира Содоева — специалист соцзащиты. Мы встречаемся с ней в школе: сегодня из девятого класса выпускается ее дочь Дилек. Девочка собирается в десятый класс, в нем будет всего два человека. Дальше — на медицинский факультет. Вернется ли в родное село, школьница пока не знает. «Пойду туда, где можно будет зарабатывать много денег», — говорит она.
Эльвира — коренная алтайка. 5 июня, когда из села выгнали старателей, она вспоминает с гневом и долей страха: «А если вернутся?» И отвечает сама себе: «Тогда мужикам придется хвататься за вилы».
В тот день сельский чат в WhatsApp облетела новость: вечером в Сугаш приезжают золотодобытчики. Дескать, наверху все уже решено, документы у них готовы. Старатели даже попросили местного главу предоставить им дом для проживания и несколько мужиков-охотников, чтобы проводить их в тайгу — на место добычи.
— Может, им еще тракторы и КамАЗы пригнать? Или нам самим помочь им копать и губить нашу природу? — язвит Эльвира.
Селяне были взвинчены: до того в Сугаше уже дважды — в октябре 2022 года и в апреле 2023-го — проходили слушания, на которых жители однозначно выступили против золотодобычи.
— А тут раз — и они просто так заявились. Что делать? Я пишу в чат: «Мы же не будем сидеть сложа руки и молча их пропускать?» — рассказывает Содоева. — Прошла информация, что к пяти вечера они сюда приедут. Мы решили их встретить и перегородить дорогу. А что? Юридически поздно уже было вопрос решать, документы готовить. Люди стали писать, что придется брать вилы, потому что выход из этой ситуации только такой. За нас уже никто эту проблему не решит.
К вечеру сельчане загородили дорогу в тайгу техникой, а сами встали рядом. По улицам расставили людей, которые следили и сообщали в чат о любой посторонней машине.
Была и ложная тревога: сельские погнались за обычными охотниками, приехавшими за дичью на Черный Сугаш.
— На видео не получилось снять, как много нас было, — продолжает Содоева. — Все село вышло. Женщины с грудными детьми, мужчины — все побросали работу, но пришли. А что делать? Сугаш — наша единственная речка. У нас такая природа красивая, а они хотят ее уничтожить. Мы же знаем, как золотодобыча идет.
Ждать старателей пришлось несколько часов. Местные говорят, что за это время мужики сильно «накалились», любое неправильное слово могло привести к драке. Но все прошло гладко: золотодобытчики просто не ожидали отпора.
— Мы спрашиваем: «Чего вам тут надо?» У нас все категорически против [золотодобычи]. Мы два раза собирали сход, все документально запротоколировано, — продолжает Содоева. — Мы будем от вас отбиваться.
Рабочие в ответ пообещали, что не будут ничего рубить, а лишь «пройдутся с разведкой».
«Нет! Нет! — кричали местные. — Насмерть будем стоять. Езжайте домой, пока по-хорошему просим! Мы вам проехать все равно не дадим».
Геологам пришлось развернуться. Они пообещали, что в Сугаш заходить не будут. Но люди им не верят.
— Мы все говорим: «Не хотим, чтобы было как в Чуйке». В интернете эту же фразу в комментариях пишем. Мы знаем, как добывают золото: что идет заражение почвы, что они загрязняют реку, — говорит предпринимательница Лилиана Иртышева. — А мы же воду прямо из речки пьем! Изначально, когда в Чуйку старатели пришли, люди не знали, как они работают. Потом оказалось, что для золотодобычи нужно кедровые леса рубить, реки перерывать. Вот реки Лебедь в Турочакском районе уже просто нет — она вся вырыта, убита. И тут мы узнаем, что компания «Антроп» хочет брать лицензию на реку Сугаш! А это же вся наша горная система, это тайга, где мы кормимся: кедровые леса с шишками, ягоды, грибы…
Кормиться, а не богатеть
Мы едем в тайгу с охотниками Олегом Самаровым и Аргымаем Иртышевым. Мужчины сначала закрываются от разговора и больше отшучиваются. Они считают, что мы, приезжие, не сможем передать красоты их природы. Но чем дальше заходим в лес, тем более откровенным становится разговор.
Летом тайга превращается для сельчан в кормилицу. В сезон они едут сюда семьями на сбор кедровых шишек: пока не наберется целая машина — не уезжают. Некоторым, хвастаются, удается продать шишек на несколько миллионов рублей.
— Пока мешки не кончаются, долбишь шишку и долбишь, — говорит Олег. В дороге он сыпет легендами о том, как Колчак прятался в Алтайских горах, как тут до сих пор находят оружие времен Гражданской войны и как алтайцы отстаивали свою идентичность, отказываясь от крещения. Ненароком спрашиваю, какое у него образование. Олег говорит, среднее специальное: механик-автослесарь. Но тут же добавляет, что история родного края его увлечение. Свободное от учебы и походов время он проводит в архивах, а еще работает гидом-водителем.
— Я всем говорю: если хотите посмотреть Алтай, езжайте максимально далеко от Горно-Алтайска, на нетронутую природу, — продолжает он. — Вот видите: тут шишки, сколько краснокнижных цветов, брусника, черника под ногами. И дикие звери. Мы еще медведя с вами можем увидеть, он у нас частый гость.
Медведя, впрочем, дорогой не встретили — только суслика и сову.
— Да мы для них сами как телевизор, поди, — смеется Аргымай. — Мы едем, кричим: «Суслики, суслики». А они кричат: «О, опять эти люди поехали. Смотри, новых с собой привели».
Мы проезжаем несколько горных ручьев и скалы и углубляемся в непролазный лес. Останавливаемся у охотничьего домика, где неразговорчивый алтаец стережет пастбище овец. Охотники со смехом переводят его слова, что стадо небольшое — всего 298 голов.
Кстати, охотиться и рыбачить здесь принято, только чтобы накормить семью. Продажа дичи — табу: тайга дает, чтобы прокормиться, а не богатеть на ней, считают местные.
— Мы знаем нашу родословную до седьмого колена. Обязаны все знать, — продолжает Аргымай. — Вот у меня в родословной все были пастухами. Сейчас я держу магазин, который достался от бабушки. Ему уже больше семидесяти лет, мы там ничего не меняли, даже название. Так правильно.
— Все геологоразведки еще в советское время сделаны. Все понимают, что здесь золото есть, — продолжает Олег. — Поэтому и пытаются к нам зайти. Но их нельзя сюда пускать, категорически. Я в детстве был в Усть-Канском районе, деревня Черная Мыть. Там тоже раньше были красоты, но пришли промышленники уголь копать. Через год приезжаю, а там все уже перепахано, техника брошена, в воде даже рыбы нет. Нас это тоже может ожидать.
Природа — храм
Эльвира Содоева в детстве разговаривала и думала на алтайском, потом хорошо выучила русский, а родной язык забыла. Когда выходила замуж, муж с акцентом говорил на русском, она — на алтайском. Сейчас она говорит на русском с небольшим акцентом, а думает на алтайском.
— Приехала я сюда христианкой, крестик носила, — вспоминает она. — Конечно, мне никто ничего не говорил. У нас люди не против любой веры — главное, чтобы ты человеком достойным был. Но мне сначала было просто интересно изучать наши древние традиции: я еще в своей деревне видела тагылы, которые люди тайно ставили. Потом потихоньку стала расспрашивать стариков, как и что правильно делать, как молиться, куда ходить, куда не ходить. Знаете, на нашу веру было много гонений, вот и забылось многое.
Радмила Монтокова — мастерица национальной одежды в четвертом поколении. Говорит, что продолжает смывать грех, который взяла на себя ее бабка.
— Когда алтайцев крестили, она сама лично на коне приезжала, стаскивала с девок национальную одежду, отрезала им косы, — рассказывает Радмила. — Уже в возрасте стала говорить, что большой грех на себя взяла, отучая алтайцев от их истинной веры, и вручную денно и нощно костюмы шить. Вот теперь и я шью.
Природа для алтайцев — это храм. Горы воспринимаются как божество, которому поклоняются и которое воспевают.
— Совсем недавно у нас возродили молебны мюргюлы, — рассказывает Лилиана Иртышева. — Они в определенное время проходят: не так, что сегодня захотели и пошли. По лунному календарю, когда зарождается новый месяц, на восьмые сутки. Как у христиан есть церкви, у мусульман мечети, так и у нас есть свои места поклонения природе. Народ сохранил свою исконную веру, она его объединяет. Но властям это не нравится, ведь они хотят распродавать нашу землю, им было бы хорошо, если бы нас просто отсюда выселили.
Лилиана мечтает, чтобы Алтай развивался в соответствии с местными обычаями.
— Например, заезжают туристы на священную гору Бабырган, было бы хорошо, если бы гиды объясняли, что проезжать ее нужно молча. Потому что сейчас люди включают на горе громко музыку, смеются, кричат — невольно оскверняют алтайскую святыню. Но ведь они не виноваты, что им никто не объясняет, как надо себя вести. То же самое с промышленниками: мы так все встали на защиту нашей тайги, потому что это не просто наш дом и наша кормилица, но еще и наша святыня. Мы видели, как в Башкирии было. Да, у нас так же. Алтайский народ тоже на защиту своей земли встает, мы не подчиняемся, мы сопротивляемся.
Золотые обещания
Перед поездкой в Чуйку встречаюсь в районном центре Турочак с председателем общины «Акчапай» Игорем Сумачаковым. Он родился и вырос в Чуйке, работал в МВД, сейчас пенсионер.
Игорь против работы золотодобытчиков в селе. Он погрузился в тему и подсчитал, что для полного восстановления Чуйки после золотодобытчиков необходимо порядка ста лет. Сумачаков убежден, что вся проблема в отсутствии контроля за золотодобычей со стороны государства.
Он также уверен, что частные компании не должны продавать золото за границу, металл должен оставаться в России в качестве стратегического запаса.
— Когда работает частная компания, золото добывают бесконтрольно. Нет человека, который бы фиксировал и документировал процесс, как было в Советском Союзе. В советское время было точно ясно, что ни один миллиграмм никуда уйдет, — говорит Сумачаков.
По словам Сумачакова, Чуйкинское месторождение само по себе «очень слабое». Первая геологоразведка в 1987 году показала, что на один кубометр не приходится даже 0,3 мг металла. Тогда пришли к заключению, что добыча золота в таких местах нецелесообразна, поскольку ущерб природе выйдет дороже добытого золота. Но сначала в 1990-х годах, затем в 2000-х, а затем и в 2022-м золотодобытчики в Чуйку все же заходили.
— Каждый раз они приносят беды: реку перекапывают, бросают и уезжают. Кто-то должен проводить уборку на месте добычи, но обращения в прокуратуру ни к чему не приводят, нам говорят: компания — банкрот, концов не найти. У нас был зафиксирован еще после первой золотодобычи рост онкологии, потому что, когда добывается золото, на поверхность выходят ядовитые вещества, такие как ртуть. Эти вещества идут вверх по реке, а скотина да и мы сами потом эту воду пьем. Вот так здоровье людей напрямую зависит от золотодобычи. Кроме того, это золото не на развитие Алтая уходит, не на развитие России, а в карманы частникам. Это нормально? — возмущается пенсионер.
У самого Сумачакова на Чуйку большие планы: он хочет создать общину из четырех коренных народов.
— В республике Алтай есть народы, которые я в шутку называю «краснокнижными»: челканцы, тубалары, кумандинцы и теленгиты. В Чуйке таких много. Вот я, представитель черканцев. В прошлом году мы посчитались по головам, и оказалось, что во всем мире нас около тысячи человек. То есть в следующем столетии нас уже не будет. Сейчас мы хотим возродить в Чуйке свою общину и вести традиционный быт: во-первых, возродить животноводство, во-вторых,почистить озера и запустить туда рыбу, в-третьих, построить детский сад, школу, а в-четвертых, развивать туризм. Только не такой, какой сейчас в моде, с пятью звездами, а доступный: чтобы к нам могли приезжать обычные люди из той же Сибири.
Пока возрождение Чуйки выглядит как несбыточная мечта. В селе, которое находится в 70 км от Турочака и в 159 км от Горно-Алтайска, осталось всего 30 жителей. Автобусы и маршрутки сюда не ходят, да и не каждый таксист возьмется. Нет в деревне ни магазинов, ни сотовой связи, даже воду люди ходят набирать к горным водопадам.
Едем мимо домов и упираемся в шлагбаум золотодобытчиков. Обходим его пешком, не встречая охранников: в селе говорят, что охрана есть, только сегодня она удачно куда-то уехала. На месторождении тоже никого: лишь в ряд стоят строительные времянки, четыре КамАЗа, три трактора, два пазика, дизельный и промышленный насос.
Вокруг ни души. Лишь позже выяснится, что золотодобытчики временно оставили месторождение и вернутся сюда осенью, а единственный старатель, который здесь есть, это наш таксист. Да и то бывший. Он не хочет распространяться об этой работе, замечает лишь, что занимался добычей золота две недели, получил по алтайским меркам приличные деньги, а потом все-таки ушел в извоз.
Отъезжаем от стоянки старателей еще километров на семь в тайгу. Видим вместо горной зелени высохшие лунные кратеры. Перекопанные, перепаханные, так и брошенные. Комментировать такие пейзажи кажется бессмыслицей. Можно просто сравнить их с фотографиями из Сугаша. Становится понятно, что значит «не хотим как в Чуйке».
На въезде в деревню двое мужчин лет сорока без маек и в одних шортах «колдуют» над трактором. Это едва ли не единственные люди в Чуйке, кто относится благосклонно к старателям и настороженно к идеям Игоря Сумачакова.
— Он [Сумачаков] все родовое гнездо здесь хочет вить, но мы-то понимаем, что он просто в своих каких-то интересах играет, правда, нам непонятных. Ну, пусть играет, ничего у него не выйдет, все равно в октябре они [золотодобытчики] вернутся.
— А сами вы как к ним относитесь? — спрашиваю я.
— По крайне мере, здесь с ними хоть какая-то работа появилась. Они нам обещали воду провести и сотовую вышку поставить, — говорит один.
— Но это пока Сумачаков не влез воду баламутить, — добавляет второй. — А как влез, так они нам до свидания сказали, кому нужны такие проблемные соседи?
— Он тут всех местных перебаламутил, люди его слушаются и под его дудку плясать начинают. Хотя понятно, что закончится это ничем. В октябре они доделают документы и вернутся. В дураках, как обычно, простые люди останутся.
Сергей Кандараков — один из старейших жителей Чуйки. Пока была школа, он сначала работал учителем, потом стал директором. У Кандаракова есть дети и внуки, правда, постоянно в деревне никто не живет: приезжают только летом на каникулы.
Сергей Гаврилович помнит время, когда нынче мутная река Чуйка была чистой, как слеза. Первый раз золотодобытчики пришли в 90-х, тогда копали совсем немного. Второй заход был в нулевых, от него деревня пострадала больше всего.
— Старатели, видно, раскопали там ртуть, потому что дети и взрослые, как только искупались в реке, сразу начали покрываться красными пятнами, потом по всему телу шли язвы, чуть ли не дырочки маленькие, — рассказывает Кандараков.
Глава Чуйки Инна Котовалова встречает нас с протоколом народного схода, проведенного в феврале 2023 года: тогда местные захотели проголосовать — разрешать ли золотодобытчикам работать в селе. Из 35 присутствующих только 2 выступили за старателей. Но это решение ни на что не повлияло: золотодобытчики продолжили работать.
— В российском законодательстве не предусмотрено обязательного выяснения мнения населения насчет золотодобычи, — говорит алтайский эколог, попросивший об анонимности. — Если лицензия выдана, ее просто так никто не отзовет из-за того, что людям не нравится.
— Их несколько раз штрафовали на пять тысяч рублей. Но что такое пять тысяч для такой компании? Это для меня пять тысяч много, а им — тьфу, — негодует Котовалова. — Единственное, что помогло — это жалоба в лесхоз, сотрудники которого выявили, что старатели начали вырубать деревья без разрешения. Им пришлось мотать удочки, чтобы это нарушение устранить.
Никто не сомневается, что в октябре золотодобытчики вернутся. Я спрашиваю, предпринимают ли в деревне что-то, чтобы их остановить: куда пишут и обращаются.
— Да кто у нас будет заниматься этим? — разводит руками Инна Котовалова. — Одни боятся, хотя никто нас ничем не пугал, просто говорят: «А мало ли что может случиться!» Другие еще на что-то надеются. Нам же тут и интернет, и сотовую вышку, и даже воду провести обещали, но это в первые дни, как зашли. Сейчас-то понятно, что ничего они делать не будут. Они отремонтировали мост, по которому сами ездили, а весной этот мост обвалился. Да и все. Но люди все ждут и на что-то надеются.
Чем опасна золотодобыча. Комментарии
Евгений Симонов (признан Минюстом «иностранным агентом»), эколог:
— У нас огромное количество рек, которые текут с гор, в которых есть золотые жилы. Реки приносят оттуда частицы металла — золотой песок. Испокон веков люди это «россыпное» золото пытались добывать. Когда это делалось подручными средствами, например лотками, было не так разрушительно.Сейчас используется тяжелая техника: приходит экскаватор и начинает перемалывать все, что находится на берегах реки, чтобы на глубине трех-пяти-десяти метров найти участок, где больше золотого песка, и добыть его из огромного количества породы. В результате от ландшафта ничего живого не остается, а остается, так сказать, система прудов и полностью измененная долина реки с уничтоженными пойменными лесами и лугами.
Пока идет золотодобыча, смывается огромное количество ила и река наполняется мелкими, грязевыми частицами, в ней становится гораздо тяжелее жить рыбе, из нее невозможно пить, в ней неприятно купаться. Эта замутненная жижа, особенно если прииск большой, может разливаться на сотни километров ниже по течению. И продолжаться это будет много лет после прекращения добычи, потому что во время дождей потревоженные породы будут все равно отдавать больше ила, чем обычно.
Безусловно, золотодобытчики должны рекультивировать места работ, но это очень дорого.
Поэтому все эту рекультивацию стараются свести к минимуму. Они просто выравнивают за собой почву и пытаются, если их это заставляют делать, посадить там какой-нибудь лес. Вырастет он там, не вырастет, нужен он там, не нужен — это никого не волнует.
Местные жители могут с золотодобытчиками начать воевать на ранних стадиях и добиться того, что проект добычи не одобрят. Но это очень редкие случаи, потому что законного способа запретить государству выставлять родную речку на аукцион у местных жителей нет.
Александр Колотов, эколог:
— Единственное ограничение в российских лицензиях на золотодобычу — чтобы работы не велись на особо охраняемых природных территориях. Именно поэтому мы видим случаи, когда старатели копают рядом с населенными пунктами, а жители в ужасе бегают и пытаются выяснить, что происходит. Им говорят: «У нас все документы в порядке, разрешение у нас есть, что река единственная рядом — это ваши проблемы».
Мы много лет боремся за то, чтобы критерии для выдачи лицензий были строже. Но по логике Роснедр текущее положение дел — это, наоборот, хорошо: лишняя копеечка в бюджет. Вот и получается, что местные против, экологи против, а у Роснедр копеечка. Это святое, наверное.
Мы ежегодно ведем космический мониторинг загрязнений от золотодобычи. В этом году начали его 15 мая. У нас по всем показателям золотари бьют рекорды по загрязнениям в каждом регионе. За два месяца — 16 877 км загрязнений. В 2023 году с 15 мая по 15 октября было 17 476 км, а сейчас мы к этому показателю подобрались почти за два месяца. И это прямо связано с тем, что цена на золото растет.
Что делать? Надо самим местным жителя обращаться — к Росприроднадзору, губернаторам. Писать, ехать, звонить, приглашать чиновников на место, лучше вместе с журналистами. Только огласка может сдвинуть дело с мертвой точки.
«Планируется проверить 197 участков». Ответ Минприроды
Редакция направила запрос в Минприроды России. Мы задали сотрудникам ведомства следующие вопросы:
- Почему в селе Чуйка золотодобытчики не занялись рекультивацией?
- Как можно оценить экологический урон от золотодобычи, нанесенный в районе села Чуйка?
- Что происходит с золотодобычей в селе Сугаш? Стоит ли жителям ждать новых попыток старателей начать разработки или компания отказалась от лицензии?
- Учитывается ли мнение местных жителей при принятии решений о выдаче лицензии на золотодобычу?
- Какова официальная позиция Минприроды относительно экологических рисков, которые несет золотодобыча?
Пресс-служба Минприроды не стала отвечать на вопросы о Чуйке, но пояснила, что государство «комплексно и системно работает по сохранению природного наследия России, в том числе в сфере недропользования». Дальше приводим ответ ведомства без купюр:
«В июле текущего года утверждено новое положение о государственном геологическом контроле, которое повышает категорию риска влияния на окружающую среду объектов, связанных с геологическим изучением, разведкой и добычей россыпного золота.
Если ранее такие объекты относились к средней категории риска, то теперь она повышена до значительной. Это позволит Росприроднадзору проводить плановые проверки раз в три года, а не в четыре, как раньше.
Если же в ходе плановой проверки ведомство найдет нарушение на месторождении россыпного золота, то может повысить категорию риска объекта до высокого и чрезвычайно высокого и далее лишить лицензии.
Кроме того, по данным Росприроднадзора, до ноября текущего года планируется проверить 197 участков недр на месторождениях россыпного золота в 25 регионах.
Новое положение о государственном геологическом контроле, безусловно, касается и компании «Антроп», которой в 2023 году выдана лицензия сроком на пять лет на геологическое изучение, включающее поиски и оценку месторождений полезных ископаемых (золото россыпное) на участке «Россыпь» реки Сугаш.
Отметим, государство комплексно и системно работает по сохранению природного наследия России, в том числе в сфере недропользования. С 2022 года усилена ответственность недропользователей за ликвидацию нанесенного вреда окружающей среде — убирать за собой нужно теперь независимо от того, закончился ли срок действия лицензии. Устранен правовой пробел, которым пользовались недобросовестные компании.
В прошлом году в законе «О недрах» закреплено положение о том, что пользование недрами возможно только при условии выполнения мероприятий по охране животного и растительного мира».
Алена Истомина
